(MJF)… По-видимому, переоценка своего уровня владения языком связано с желанием говорящих подтвердить свой контакт с культурными ценностями, которые для них ассоциируются с соответствующим кодом. Большинство из тех, кто переоценивал своё владение малайским, занимали в деревне какую-нибудь должность (учитель, государственный служащий, священник). Они видят себя - и хотят, чтобы другие видели их – частью современного индонезийского общества. Те же, кто переоценивал своё владение языком алуне, хотели продемонстрировать свою приверженность этому языку и ценностям традиционного алунийского общества.
То есть дело-то вовсе не в языке, а в идентичности. Владение языком оказывается маркером наподобие полицейской формы или шаманского обрядового костюма – вот только «надеть» на себя владение языком несколько сложнее, чем костюм. Но зато и надёжность, ценность такого маркера оказывается выше: любой может надеть форму, а вот неумение говорить на том языке (или социолекте, кстати – привет теме нормы!), который с этим занятием связан, может выдать этого «любого» с головой.
(MJF)… Предположение о том, что переоценка своего владения языком алуне связана с выражением приверженности языку, подкрепляет ещё и тот факт, что эти носители языка напрямую говорили о важности знания языка алуне, необходимости сохранения его и обучения ему детей. Кроме того, наблюдения за фактическим языковым поведением показали, что представители этой группы начинали активнее использовать алуне в ситуациях, где хотели подчеркнуть свою идентичность – например, проходя через соседнюю деревню по дороге на рынок..
Оп-па. Здесь остановлюсь и подчеркну пару моментов:
«…напрямую говорили о важности знания языка алуне, необходимости сохранения его и обучения ему детей»
и
«группы начинали активнее использовать алуне в ситуациях, где хотели подчеркнуть свою идентичность – например, проходя через соседнюю деревню по дороге на рынок»
Ничего странным не кажется? Люди используют алуне в ситуациях демонстрации идентичности чужим - активнее, чем в ситуациях общения со своими. То есть заявляют, что «надо учить языку детей» - де-факто же декларируют своё владение языком перед чужими, а вот домашнее употребление его идёт вторым слоем.
Так идентичность это или имидж? Будь язык частью нормальной идентичности («я – представитель традиционной культуры алуне») - говорили бы на нём дома, не особо заморачиваясь, и общались бы со своими в первую очередь. А если нечто меньше предъявляется в кругу своих и больше - перед чужими, то получается скорее имидж, чем идентичность: казаться важнее, чем быть.
(MJF)… В современной ситуации невозможно быть моноязычным носителем алуне: ежедневное общение с теми, кто плохо говорит или вообще не говорит на алуне, требует постоянного использования малайского. Для тех, кто из-за структуры социальных взаимодействий вынужден больше пользоваться одним языком, хотя считает для себя более ценным другой, нужны какие-то дополнительные средства выражения языковой лояльности. Это хорошо сочетается с тем фактом, что большинство носителей языка от 35 до 45 лет не имеют специального формального «традиционного» статуса в деревне, хотя семейные связи с носителями традиционного знания у них есть. Самое примечательное, что те представители данной возрастной группы, у которых такая традиционная роль всё-таки была, в основном не преувеличивали своё владение алуне. Приверженность этих людей традиции оказывалась уже вне сомнения. Остальным приходится активно утверждать свою приверженность языку и традиционным ценностям.
То бишь если есть какие-то более простые способы получить признание окружающих и подтверждение от них, что ты «настоящий алуне», то они и используются. Уж если ты знахарь и все вокруг знают, что ты знахарь – так идентичность в порядке, всё нормально, ясно, как жить и что делать. И владение языком является совершенно рядовой частью этой идентичности – всегда на этом языке разговаривали, ну не идеально, но всё равно же всё в порядке.
А вот если окружающие как-то не спешат подтверждать, что ты настоящий алуне/красный комиссар/чатланин/ и у тебя нет /табельного оружия/малиновых штанов, то положение оказывается непонятным и неуютным. И начинает человек вертеться, натягивая на себя признаки желаемой идентичности, и формируя хотя бы имидж. Хотя бы перед людьми из соседней деревни, раз уж дома как-то неубедительно выходит. И владение языком (или социолектом, если пересчитать на ситуацию в других краях, не будем уточнять, в каких) оказывается частью имиджа. И здесь начинают расти странные представления о собственной языковой компетенции и о том, что такое «сохранять язык», а также - как и зачем его, собственно, сохранять.
